Из моих стихов, переведенных на ИТАЛЬЯНСКИЙ / Poems Translated into ITALIAN
IL MIO PIANETA / МОЯ ПЛАНЕТА
(Translated by Igor Piumetti)
Era soltanto il mio pianeta
e si trovava più vicino a Dio.
Con brezza di primavera e linfa
e Spirito Santo lui mi nutriva.
E sotto una betulla respiravo,
quasi l'aria fosse d'estasi piena,
come se settecento usignoli
versassero su me il loro canto.
Baciavano le viole del pensiero
le Campanelle luce Della Chiesa.
Con odi di Dregoviči il sensale
Stribog incantava queste carezze.
Col soffio egli mi sfiorò la fronte,
e i pensieri con semplicità lieve.
Il vento dotò me di leggerezza
e il mio pianeta d'incorporeo corpo.
Dai presagi di antiche segretezze
e dai profumi buoni dell'estate
eccoti qui, disabitato e vivo:
il pianeta che io ho plasmato.
AI FIORI IMMOLATI / ЦВЕТАМ УБИЕННЫМ
(Translated by Igor Piumetti)
Tutti
innocenti
sono i fiori recisi
Prima in un vaso si ergono stretti,
Ma poi,
al calare delle tenebre,
Come mani di un pianista ucciso
I gambi
con lunghe dita all'insù
Invano implorano una volontà ingorda,
Labbra
di teneri boccioli,
non dischiusi,
gemono in silenzio, urlano di dolore...
E io vi donerò il mio bouquet con un sorriso
da far venire la pelle d'oca...
Raffinata
tortura
floreale,
Perché
“si fa così”, mio dio....
Noi potremmi stare insieme su campi di fragole
A odorar ranuncoli e a vivere beati,
E voi,
in bouquet,
sulle scene della capitale:
Un...a pianista,
fatta a pezzi
da un macellaio...
RISVEGLIO PRIMA DEL SONNO / ПРОБУЖДЕНИЕ ПЕРЕД СНОМ
(Translated by Igor Piumetti)
Ed ecco che il mio spirito arrossì tutto
per il suono furioso dei cieli!
Rinascerò
in un mondo metrico
per esaltare
non opere di mani,
ma una materia
superelettrica.
Non una forma,
ma un metasuono.
Avida,
come aria gelida,
più fresca ne respiro
la condizione.
Il cappio della forca
ha preso coscienza?
È finito il mio
solstizio?
Abbasso
la tentazione della pigrizia!
Viva
la distruzione del vecchiume!
Il mio
centro
dell'Universo
è finalmente giunto
al movimento!
ЖЕРТВОПРИЧАЩЕНИЕ
И плотное в пучину окунётся
И растворится там,
А тонкое – вернётся…
Он – растворяющее чувство,
Плавильный горн.
Я – возрождённое искусство
Умерших форм.
Он – церковник и святотатство
В одном лице.
Я – одиночество и братство.
Познавший це-
ломудрие и локоны мои –
Остригший без
Алёканий в любви,
Приравненной к инцес…
Он – со скалы меня бросавший вниз.
Я – захлебнувшись, утопая, - жизнь
Полюбила в тот момент и… поплыла.
И превратились в злые вёсла два крыла.
И мой Голландец бродит по волнам
И разрезает чёлны пополам.
Твой чёлн - средь них прекрасный самый, но
Я не смогу помиловать его…
Ведь я теперь иначе не могу:
Меня саму пилили пополам,
Я эту эстафету передам
Возмездия любовнику-врагу.
Я причащаюсь жертвой тут и там,
И сладок дым, как фимиам.
Кораблики горят, трещат по швам,
Их тени по ночам приходят к нам…
Но после – из поруганных челнов
И из фрегатов мною убиенных,
Из трещины разбитых корпусов,
В пылу игры случайно поврежденных,
Взмывают в опрокинутую высь
До селе запертые на засов,
Забывшие и песнь, и жизнь,
Томившиеся в трюмах бренных, -
Крылатые закланцы – певуны,
Сокровищная внутренняя суть, -
Из боли внешней – что лишь дым,
Себе прокладывая путь.
И вот ликует и парит над морем бед,
Как неумелый слёток, не спеша,
Истерзанная, но увидевшая свет –
Освобожденная твоя душа…
Так, через боль, ломая вёсла,
Себя мы снова обретаем.
И оставляя остов косный,
На новых крыльях мы летаем.
АТОМНАЯ ВОЙНУШКА
Я пыталась найти сердце
В этой железной груди –
Как нагретый за пазухой камень
Или хотя бы как óрган,
Но – только голос гудит:
«Нам лучше расстаться…». Волком
Зыркаю из угла,
Куда себя загнала…
Ты говоришь жестоко,
Уходишь без экивоков.
Я – рухаю на пол глухо,
Рассыпаюсь во тьме бисером.
Миллионы частей –
Вот глаз, вот ухо –
По полу скользят глиссером…
Пятьдесят килограммов пшена,
А потом – еще мельче – манка…
Рассыпается в схватках душа –
Мельче, еще мельче…
Мýка, мукá, пыль… Потерянно
Я растираю останки
Того, что еще вечером
Было, возможно, мною –
Я ни в чём теперь не уверена…
Дети атомной войны
Играют в атомную войнушку.
Потери первой – безумнЫ,
Потери второй – бездушны…
Ревностно в рупор: «Война!» –
Крикнуло зеленоглазое чудовище.
В итоге – два расщеплённых ядра,
Один раненный, один убитый.
Ревность – сомнительное сокровище…
А может быть, оба убиты –
Сейчас вытру себя с пола тряпкой,
Тоже поеду пить с друзьями.
Будем тогда с тобой квиты…
* * *
Искусство
требует
стерв.
А стервятникам
даёт
работу.
Точите не зуб,
а нерв –
Стервятники
выходят
на охоту…
Вы просто
идеальная пара:
Ты –
побитая,
но
своенравная,
Он –
плотоядный
малый,
Твоим ядом
слегка
отравленный…
Прячешь
свои “луковые”
слёзы
В уголках
“победной”
улыбки,
Капают
алмазами
стразы,
Тает
леденец
липкий…
А у него –
бейсбольная
бита
В ответ
на твои
старания.
Вы так
друг другу
“открыты”.
Молчите
из “взаимопонимания”.
С утра
в виде каши –
“флирт”,
Днём –
как фитнесс –
привычная
ссора,
Не любовь,
а компьютерный
вирт,
Вместо секса –
теория
спорта,
По ночам
по старинке –
покер.
Его
ставка
вполне
невинна –
На ВИЧ
справка.
А джокер –
Торговать
собственным
сыном…
Ты завтракаешь
с адвокатом,
Вчера
у него
трудный день был:
Нелегко
быть
дипломатом
И сочувствовать
всем
за деньги…
Стервятники
ищут
стерв.
Чтоб не стать
склёванной
падалью,
Будь самой
живой
из жертв
И всегда
поднимайся,
падая…
ПОД НЕБОМ ПОДПАРИЖЬЯ
Над подпарижьем расцарапанное небо
Железными хвостами самолётов,
Бросает в Сену листья бабье лето –
Пора и мне готовиться к отлёту…
Я всё своё с собою забираю:
Вязанку книжек из “Жильбер Жозеф”,
Названья вин, которые ласкают
Мой слух. Я их смакую нараспев:
“Шато-от-Фаунтэн” и “Кот-дю-Рон”,
А дальше вдруг: Гота, Гута, Гата –
Уже не вина едут на аэродром,
А Эрёэровские поезда…
Я запахи “Шанель” беру с собой,
Чернильницу с чернилами от мэтра,
Солдатика из Первой мировой,
А для тебя – из “Вёржина” приветы…
Детей кудрявых (с думой о тебе)
Беру с собой, хоть кладь уже полна,
Рассказы за едою о еде,
Старушку на Монмартре, у окна…
Парижа крыши я с собой беру
С балкона Розы острословной,
Смешные трубы Помпиду,
Наружу вывернуты словно,
Мои рыдания в Тюльри
(А ты за мной – как верный хвост…)
И устриц, что особенно вкусны
В “Леоне” на Клиши – и в дождь!
Беру с собой каштанов рыжих горсть,
Забитых в лузы на скамейке пыльной,
И все минуты, что с тобою довелось
Висеть на телефонных сухожильях…
Я не беру с собою только то,
Что, булькнув мне “орэвуар” прощальный,
На дно прекрасной Сены улеглось,
Что я сюда вернусь, пообещав мне…
ПУЛИ В КАРМАНЕ ПИДЖАКА
Когда из тебя вынимают
две красивые пули,
Звякая о поднос,
суют под нос
артефакты:
Мол, сердце не обманули –
Выстрелы были.
Пактом.
О ненападении…
Ты проклинаешь
всуе,
Кричишь, что «порвёшь»
и «всунешь»
За то, что тебя в лесу
не оставили
на съедение.
Проснувшись
промозглым
утром
В городе
душно-
бездушном,
Надпись читай
мудрую,
На потолке,
над постелью:
«Не оставляйте сердце
без присмотра!
А то равнодушные
пропащие
мимо ходящие
Его
прострелят»…
ТРОЕРУЧИЦА
Хочешь –
со мной
плыви,
Если
нам
по дороге.
Двумя
буду грести,
А третья –
тебе
в подмогу.
Если чувствуешь,
что твоё
С эдакой
троеручицей,
То не надо
рыбой
об лёд –
Можешь
вместе со мною
мучиться.
Принесёшь мне
орехи
грецкие,
Пироги
до меня
надкусанные.
Мол, ты тоже
орешек не детский,
Приправленный
перцем
и уксусом.
Сам не свет
для себя
в пути –
Нужен
второй
упрямый,
Такой же как ты
псих,
Только
с функцией
мамы.
По-отцовски
безжалостно
рубишь
Ты
хвосты
собакам-
прагматикам,
А неформатного
психа –
любишь,
Жалея
уродца
как мать его…
Оттого ли
тебе
нравится
Эдак
со мною
мучиться,
Что нечаянною
красавицей
Тебе
кажется
троеручица?..
Так хочешь –
со мной
плыви,
Правило
лёгким
будет:
Двумя
надо грести,
А третья –
в подмогу
людям…
КАРТОННЫЕ ОБЪЯТИЯ
Девочки-подросточки на Невском
Хохотали дружно и, возможно,
Даже простодушно, а не дерзко
Предлагали пусть-бегут-прохожим –
Нет, совсем не то, что вы подумали,
Хоть они с картонками в руках
С надписью: «Бесплатные объятия»
И с усмешкой детской на губах,–
Флэш ли моб, иль просто ради спора,
Или для вселенской для любви,
Так они бродили по просторам
Невского. А мы навстречу шли…
Ты обнимешь девочку-свистульку,
Просто – для забавы, для себя,
Из весенней глупости разгульной,
Из простого счастья бытия…
А я взорвусь – мне как гвоздём в покрышку! –
Мне ж мотивы всюду подавай:
«Скажешь, что разумно это вышло?!» –
Молоком сбегаю через край. –
«Кто же так бездумно поступает?!
Думаешь ты только о себе!» –
Молоко уж явно закипает,
Затопляя город на Неве…
Разгуляюсь я девятым валом,
Наломаю дров и… подарю
Не-разумно теплые объятья
Вдруг тому, кого я так люблю…
ТАНЕЦ ТЕЛ
Я
так хочу
тебя
касаться,
Но ни чуть
не пальцами,
и даже не щекой,
Тоньше,
ещё тоньше,
чем в танце мы,
Чем кожей улыбаться, –
коснуться светом,
излучающим покой,
Переплетясь хвостами-проводами,
Веб-камер
горделивых
стелл,
В зрачках пугливых
горными
хрусталями,
И щупальцами
самых тонких тел,
Тенями,
серебристой чешуёю
Слиться,
убить себя в себе,
И перевоплотиться, став тобою,
Гортанным возгласом
хвалу воспев…
Признайся,
ты ведь тоже
не хочешь
Совсем не тонкими руками
Влезть вором под покровом ночи
В святых святая…
И по душе
чеканя
сапогами,
Спугнуть ее нагот
трепещущую стаю?..
Ты ведь, как я,
совсем не веришь,
что любовь –
Это чтобы друг друга кушать?
Лучше
клювами чистить друг другу перья,
Исцеляя
заспамленную
душу…
КОГДА Я СНОВА ПОЛЮБЛЮ
Когда однажды снова полюблю,
Я отрекусь от призрачных метаний
И дыры на телах своих зашью
По-мексикански пёстрым стежками,
И из французского с корицей теста –
Искрящееся, чистое, в соку –
Слеплю себе невиннейшее тело,
Висевшее Иудой на суку…
Когда любовь свою я снова встречу,
Я никого на сорок вёрст вокруг
Не подпущу к себе и не замечу –
Тебя лишь буду видеть, рыжий друг…
И ни словечком не обмолвлюсь боле
О прошлой, неисчерпанной, любви
И даже связанной с любовью этой боли,
Когда тебе вдруг бога предпочли…
Я не в обиде, но и стать монахом
Я не могу, хотя и в пустынь мне бы,
И брею голову – не для людского страха,
А чтобы маковкой почувствовала небо.
Когда свою любовь я повстречаю, –
Ведь не всегда же с нею будет туго! –
Я миф о лже-свободе развенчаю
И, значит, снова стану однолюбом…
ЦВЕТАМ УБИЕННЫМ…
Все
невинно
зарезанные цветы
Сначала в вазе стоят кустисто,
А потом,
с наступлением темноты,
Словно кисти убитого пианиста –
Стебли
длинными пальцами вверх
Тщетно молят о надруганной воле,
Губы
нежных бутонов,
не созрев,
Молча стонут-кричат от боли…
И дарю я свой букет вам с улыбкой,
От которой аж мурашки по коже…
Изощренная
букетная
пытка,
Потому что
«так принято», боже…
Вам со мной бы на полях земляничных
Нюхать лютики да жить дураком,
А вы
в букетах,
на сценах столичных, –
Пианист…ка,
зарезанная
мясником…
ДО ПОЦЕЛУЯ В СОННУЮ АРТЕРИЮ
Я
осознаю в полной мере,
Что,
если я это сейчас сделаю,
Я
могу потерять всё…
Всё,
связанное с вами в будущем,
Всё,
что мне стало так дорого,
Всё
рухнет за одну долю секунды…
Когда я думаю об этом,
Меня пронзает какой-то
Мерзкий, дрожащий ток,
Смердящий всеми летальными исходами,
Которые я только могу вообразить…
Но я также знаю,
Что, если я этого не сделаю,
Я просто просру самый главный –
Настоящий – момент
Здесь…
(целует в сонную артерию,
оставляя, словно клеймо, след)
ЛЕТАЯ С ОДУВАНЧИКОМ
Кто дышит легко, живёт – словно шутит,
Как одуванчиковый парашютик,
По жизни летит без сердечных привязок,
Не лжёт и не терпит фальшивых отмазок,
Себе не присвоит – как ни хороши –
Ни ценностей чуждых, ни тел, ни души,
Кто из-за соринки глаз бритвой не режет
И с тонкокожей ранимостью нежен,
Мнений толпы и родни не боясь,
В доме прозрачном живёт не таясь,
Веря в богов, не предаст однобоко,
Бросив единственного (ради Бога?),
Но увидев в тебе и то, и другое,
Новую веру – в Человека – откроет…
Вот верю, как дура, что любое создание
Способно своё переплюнуть сознание.
FUNNY WORLD
Between good Past and better Future
Best Present hanging on the suture,
But crucified my funny world
Will make your soul once unfurled…
* * *
Если б ты жил рядом,
Я б на закате,
вечером,
Забегала бы к тебе
в дом,
Назначала бы сама
встречу,
Прыгая
через три
ступеньки,
Звонила б в дверь,
звонок обрывая,
А ты на диванах –
лень тебе,
А я –
без приглашений
врываюсь…
Если б ты жил рядом,
Я б тащила тебя
на берег,
Я б сверлила тебя
взглядом,
Я могла бы тебе
верить,
Я б побаловала тебя
звездопадом,
На ночь – сказка,
а утром – блины…
Жаль,
что ты
не живёшь рядом,
А на самом краю…
Москвы…
«ПАДАМ, ПАДАМ, ПАДАМ…»
"Падам, падам, падам..."
(Воробушек)
Вдруг снять квартиру,
Пусть в самой жопе,
Но быть в струе,
Быть в самой гуще
И чувствовать назло не миру,
Но лишь себе, что будет лучше…
Залечь на дно, сглотнув наживку,
Пропеть «Падам, падам, падам…»
И не сдаваться, не страдать,
Хватаясь суд(о)рожно за бритву,
Из лысой без-защитности
Вдруг в шевелюру обрасти,
А из чудовища в краса…
Из грязи метя в небеса,
Ну а оттуда наплевать,
Что казни здесь не миновать,
И, вырвав глаз потухший,
Самой прийти на площадь…
И знать, что будет лучше,
Хоть и не будет проще…
ЛЕСОРУБКА
Во вторник будешь ты грустить по одному,
А в среду – по другому человеку…
В четверг почувствуешь себя уже анчаром
С раздвоенным стволом. И станет горько так
От собственных же ядовитых соков,
Бурлящих под корою толстокожей…
И острый анх возьмешь, и отсечёшь
Свой первый ствол, от боли корчась…
А друг, соединённый с этим стволом,
Залижет рану тебе, а сам от соков горьких
Уснёт… И ты поймёшь, что выбор этот
Лежал не меж стволами, а в корнях…
И той же ночью будет новый выбор:
Меж человеком и покоем в уединении –
Быть вместе или одному? – Так корень,
Изъеденный червём сомнения, боролся
С искалеченным вторым стволом, жалея для него
И без того скупую влагу…
Когда же ствол засох, вдруг понял, что без этих
Густых ветвей и свежих листьев,
Без неба лазурного кусков в ветвистых кружевах,
Без бликов солнца на почках, набухших по весне,
Ты – пень… Лишь пень… Ты этого так ждал,
Мечтая в детстве о своём покое на пень-сии…
И нечем крикнуть, нечем станцевать злой чардаш
По родному человеку, с которым, ты уверен, никогда
Не будет ни покоя, ни других…
Но даже пень, всего лишенный разом,
Способен сделать выбор… Я. Выбираю. Тебя.
И все тебе сопутствующие «не»…
Как пню, мне, слава Богу, нечем
Увидеть путь иной… Тебя послали мне
Во время самых страшных войн. И без тебя
Весь мир – одна сплошная лесорубка,
Где даже пепла не нашлось для головы. И мне пришлось
Сбрить волосы, чтоб тонкой кожей темя
Почувствовать, что мир – живой…
И, бреясь, петь про то, что я теперь – наследник
Всевышнего престола и всё, чем мой Отец владеет,
Принадлежит и мне…
И после песни этой
Из пня, совсем зелёный,
Проклюнулся росток…
* * *
С образом твоим в сердце,
Даже не пригубив кофе,
Писала всю ночь легко…
ЦВЕТ СЕРДЦА
Поцелую тебя я в сердце –
Боль твоя тишиной растает,
Миром, верой, в которую верится,
И любовью, которой хватает.
И поймёшь, что, когда ты любишь,
"Жить не больно!" – твердишь всему,
Всю Вселенную в сердце целуешь,
А не даришь всё одному.
Распускается цвет сердца,
И сочится, и пью мёд я,
И Земля, опьянённая, вертится,
И погода такая лётная!
СНЕЖНАЯ ГОНДОЛА
Земное всё осталось на земле.
А я – плыву по небу на гондоле.
А там внизу осколком в янтаре
Растает сердце на твоей ладони,
И хлопья, словно чистый лист, легли
На землю только поздно в январе,
Чтоб мы, расставшись, всё же обрели
Друг друга в той осознанной игре…
ШВАРЦУ Н.З.
Пусть душа улетает легко
От земных плоскодонных уз,
Чтобы встретить иной восход
Среди сердцу родных муз,
Чтобы день начинался вновь,
Чтобы сладкий с утра чай…
Чтобы сердце не билось в кровь
У любимой и у внучат,
Чтобы снежной зима была,
Чтобы пели весной дрозды, —
Чтоб душа моя поняла,
Что всегда побеждает жизнь.
ИВАНУШКОЙ БЫЛА…
Высокий берег, где ветла
Молилась на ветру…
Себя я в жертву принесла
На этом берегу.
Я бросилась туда, где вод
Пугающая чернь,
Где рыб подводный перелёт
И смерти злая трель.
Я пригубила злой воды –
И причастилась вслед…
И лишь козлёнком поняла,
Что зла под небом нет.
* * *
Я хочу пройти по жизни легко,
Едва касаясь ступнями ног…
Я давно ищу только одно
Слово, даже не слово – Звук,
Созвучный биенью Его души.
Я, кажется, слышал тот звук не раз.
Но спеть Его – это ль не согрешить?
И узнан ли Им иконостас?
Я хотела пройти по жизни легко,
Чтобы ветер земной колебал струну,
И выкопав клубень путей-дорог,
Без труда себе выбрать только одну…
Но у лютни моей непослушна струна,
Да и ветер уж больно кудряв да рогат,
Бездорожьем лихим меня дарит весна.
И на звуки мой мир богат…
ПРЕД НЕБЕСАМИ
Небесным глазам Маврикия
Мы просто, Господи прости,
Все проституты перед небесами…
Торгуем телом совести
И добродетели филейными частями,
Идеями, своим теплом, словами,
Улыбками оскаленных зубов,
Прожжёнными рекламными стихами,
Ключами от своих оков,
Семьёй торгуем, прикрываясь ею,
Когда к влюблённости боимся сделать шаг.  
И мертвецом, повешенным на рее,
Болтаемся на собственных мечтах.
Убив в себе ребёнка, мы торгуем,
Безоблачной стабильностью души,
А ей, увядшей, лишь от поцелуя,
Хотелось бы воскреснуть, согрешив…
Виновен ли тот мёд перед устами?
Ведь все младенцы мы пред небесами...
* * *
Я так сильно тебя люблю,
Словно синь водяную пью.
А потом превращусь в водопад
И в тебя возвращусь назад.
Я всем телом в тебя вольюсь,
Бестелесно в тебе растворюсь...
МОЯ ПЛАНЕТА
То была лишь моя планета,
И была она ближе к Богу.
Святым духом, весенним ветром
Да древесным поила соком.
А дышалось мне так под берёзою,
Словно воздух пронзён упоением,
Что семьсот соловьиных уст разом льют
На планету мою своим пением.
Целовали анютины глазки
Колокольчики свет Церковичи.
Наколдовывал эти ласки
Стрибог-сват под напевы дреговичей.
Он чело мне овеял свежестью,
Мысли – лёгкостью беззаботною.
Одарил меня ветер ветреностью,
А планету – плотью бесплотною.
Из предчувствий великих таинств
И из благо-уханий лета
Ты – живая и необитаемая, –
Мною созданная планета...
ГОРБУН
Пыль – это прах лет.
Пыль – прах лет.
В суете сует
Выброшен ключ.
В зеркале туч
Отразилась скорбь
Пресвятого лика:
То горбун свой горб
Променял на книгу.
Тяжелее он
Ношу приобрёл.
Но был безумно рад,
Пока у самых врат
Неземного рая,
Книгу ту читая,
Будто бы случайно
Не открыл он тайну.
И отчаянья крик
Он в груди сдавил...
Просто два крыла
Горб его хранил...
СТРАННАЯ ДОРОГА
Я только двоих любила
До боли в изнанке душ,
И птицею легкокрылой
Бросалась я в омут луж.
С собою я в схватке билась,
В обоих своих телах.
Да, это странно, милый,
Но меня всегда было ДВА.
Два имени, и две жизни,
Быть может, и смерти две?
Так, брось в меня «шизофренией»,
Ведь для тебя это бред…
Стра́нна моя дорога,
Странником я живу –
Переезжаю много,
Сплю почти на ходу.
Странна моя дорога:
Душ во мне слишком много...
STRANGE PEOPLE
I met some strange people this summer (in June)
Who did not understand human language,
For the poems that dripped from my lips in tune
Were taken by them as Chinese flying speech.
Those people had no ears
And the sound of heaven flute
Left in vain. Wonder-rays from lilies
Were not noticed by blind “trivialtude”.
The rhinoceros skin under leather coat
Couldn’t feel drops of rain – or God’s tears,
But they had hoofs and horns, humps and other forms
Of brute ugliness, Man never bears.
They were having a rest on the grinnish lawn.
Having danced they were awfully tired.
When I met them I wasn’t impressed at all.
...I was shocked and knocked-out. I cried...
В КРОВИ КРАСНОГО МОРЯ
После глотков из чаши что делать ещё ночами,
Если не пялиться в небо мимо египетских звёзд?
Смотрю им в лицо, но странно: совсем их не замечаю,
В шкуре Шерхана-неба звёзды – лишь дыр гроздь.
Латаю дыры: сгодятся полпесни и псих-стих,
Но нити в руках рвутся от колкости слов твоих.
В кроваво-прекрасном море дыры бесследно тают.
Я умываю пальцы, красные, улетаю…
Искры костра тоже рвутся – бездумно, и прямо в небо
Метят на место созвездий, а ты – чтоб больней мне было.
Ты говоришь, в Египте, не стало миндальных глаз –
Лишь с древних фресок пронзительно смотрят они на нас?
Жар-птице-подобные неводы, строже, чем образа…
Неправда! Нырни в небо-то: звёзды – эти глаза!
МУСОРНЫЙ СОНЕТ
Шарам воздушным подражая,
А может быть, грустя по лету,
Летят на юг нестройной стаей
По небу рваные пакеты.
И чьи-то старые колготы,
Припорошённые снежком,
Прикрыли зимние наготы
Деревьев под моим окном.
Вообразив себя медузой
И дорогими жемчугами,
Простые матушкины бусы
Пристроились в картинной раме.
Живёт своею жизнью мусор,
Но на ином витке спирали…
ЯБЛОНЕВЫЙ МИР
Губы мира меня целуют,
А я кормлю их сакральным звуком,
В ноги падаю аллилуйей,
А он мне – яблоком спелым в руки…
ТЫ – ЗВУК
Ты – глухоту взорвавшая стихия!
Отчаянная, губящая… Губы
Кусаю в кровь и обнажаю зубы,
Готовая себя рвать на куски я,
Не человек ты, – Звук,
А я в гордыне
Всё порываюсь удержать тебя:
Сургуч и пробка –
В глиняном кувшине
Я голос бури хороню любя,
Но тонким писком просочившись в поры
Сдавившей жизнь утробной темноты,
Ты взрывом вырываешься в просторы,
Перекрестив убогий монастырь.
И оставляя груду черепков на память,
Взмывая ввысь, тот Звук подарит мне
Последний возглас бури. И растает,
Лишь эхом отозвавшись в тишине…
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
НЕПРОШЕННОЙ ПЛАСТИНКИ
Если станет тебе не в кайф вдруг
Слушать песни мои, тогда ты
Смастери из моей пластинки
Чёрный флюгер для злого ветра,
Чтобы слушать его завыванья
Мрачной ночью при свете лунном.
Или выбрось её с балкона:
По ночам наступает время,
Когда в атмосфере стаей
Кружат золотые CD.
(Это только при жизни был он
Непонятной чёрной пластинкой,
После смерти же все непременно
Станут дисками золотыми).
И на каждой пластинке – имя,
Словно это меня кусочек,
Ведь меня иногда разрывает
На куски от большой любви…
Если будет тебе не в кайф вдруг
Даже видеть меня, тогда ты
Просто выбрось меня из сердца,
(Ну а лучше опять же – с балкона) –
Упорхну туда, где кружатся
Непрошеные стихи…
НАПЕВЫ MANAWA
В ногах – Индийский океан,
Пьянящий как бордо,
Подушкой мне – гора Brabont,
Носатей, чем Додо,
В глаза поющие мои
Заглядывают мавры,
А в уши ласково сопят
С Манауа кентавры.
И пусть в России снег идёт,
Пусть скоро возвращаться,
Пусть там похмелье злое ждёт,
Я здесь не прочь скончаться!
НЕСЛАДКО В "ШОКОЛАДНИЦЕ"
Кончался табак, догорала свеча,
Вода допивалась. Треснула трубка.
Взбитые сливки талым сугробом
Осели в моей голове. И утки
Стаей летели над городом.
Она говорила, и чай успевала,
Мы делали вид, что слушаем.
Слова отлетали. Тело стонало.
Дым застревал в кудрях.
Так много слов, но мало смысла.
Зимой повеяло. Озябла пища.
С кручи лечу из кафе вниз я,
Уповая на мягкость днища…
И чудятся мне только слова,
Отдельно от их сути.
Впиваются черти в волосья ума,
В едином сливаясь пульсе.
Пишу на салфетке:
Пёс её знает,
Зачем говорит она?
Всё. Мне пора.
Высушу вёсла,
Сдвинусь сейчас с ума.
Выпью я Трою
Вместе с конём.
Не надо встречаться
Втроём…
ЛЁГКИЙ ГОРОД
Мы играли с ним в прятки.
Я люблю иногда
Недомолвки, загадки
«Может быть» вместо «да»,
Ухватиться за воздух,
Улыбнуться дождю,
Знать, что город мой создан
Из чудес-дежа вю.
Их увидел однажды,
Проходя вдоль Амстела,
Кот мечтательно-важный.
Я их лишь подсмотрела…
(замечательному художнику Леночке Зарубовой,
а также коту, гулявшему по набережной Амстела /
to the wonderful artist Elena Zarubova,
and to the Cat stalking along the river Amstel)
ГЛАВНЫЙ ЗАКОН КРАСОТЫ
Ты очень красива, но почему-то
Не веришь в себя-в-себе.
И красоту, чаще минутную,
Ищешь всегда вовне,
В ком-то другом – красивом, красивой –
Свой идеал ищешь ты.
Ведь у тебя свои законы
Виденья красоты?
А кто-то другой,
На тебя не похожий,
Тоже ищет вовне:
В листьях и лицах,
В ритмах, быть может,
В самом приятном сне,
В войне, водопаде,
В сахарной вате,
Вперив свой взгляд в пустоту…
Но однажды вдруг встретит
И сразу заметит
В тебе лишь ту красоту.
ЧТО Я ЗНАЮ О СМЕРТИ?
Что я знаю о смерти?
На моих глазах,
слава Богу,
Не погибал человек,
Которого больше жизни
трепетно так люблю...
Что я знаю о смерти?
Я пока ещё,
Слава Богу,
Навсегда не теряла друга,
Самого лучшего друга,
Преданного себе.
Что я знаю о смерти –
Переплетении случая
с Замыслом необходимым
В точке пересеченья
гребня с седой волною?
Что я знаю о смерти,
кроме её ожиданья?
Кусочком сухого посланья
в зеленоокой бутылке
Плывёт она в океане.
Соль и вода погубят
тот островок бумаги,
Где ещё проступают
старые письмена.
Или ему позволят
Плыть всё дальше и дальше,
До краешка океана,
Где ждёт слияние с небом?..
В ПУТИ
Я дойду, непременно дойду,
Ибо поступь моя тверда.
Что ищу – непременно найду,
И возрадуется Звезда.
Я дойду, непременно дойду,
Ибо сердце мое плавит льды,
Ибо Цель со Звездою в ладу,
Ибо слёзы мои чисты...
КОНЬ БУЛАНЫЙ
Из океана восстаёт
Буланый конь с курчавой гривой,
Сражаясь с пеною игривой,
Ноздрями соль морскую пьёт.
И на возвышенной равнине
Животворящий мертводел
Мечтает о родной чужбине,
Где дьявол – Бог, а смерть – предел.
ТВОРЕЦ ПРЕГРАД
Лёнчику
Как часто о тебе грущу,
Сердечный друг...
И взором образ твой ищу,
Для крика – звук.
О, безнадежность так горька:
Осознаю:
Уже не встретит боль моя
Печаль твою.
Но я о встречи не молю –
Туман-обман
Бесчувственную твердь-броню
Куёт из ран.
В гордыне множество преград
“Настряпав” сходу,
Творец преград, увы, не рад
Сему исходу.
Он променять теперь готов
На взгляд лишь друга
Собранье масок и оков,
Да скорбь недуга.
ЛИТАЯ НА ЛЕСТЕ...
Не хочу от тоски душевной
Рифмовать заблудшие строки.
Лучше в полёте духа
Белым и точным звуком
Передавать состоянье
Чистого, лёгкого сердца.
Не растрачу я силу ветра
На мельничное вращенье,
А, поймав поток восходящий,
Отзовусь я в ответ взмываньем
Листа опавшего
В небо…
АЗБУКА СНОВ
I
Город сияющий грёз, сновидений.
Льётся, струится ликургова песнь.
Сонм треволнений, святых пробуждений
Сделает жизненной мёртвую клеть.
Лучшие в правде и сильные в боли.
Горе забывшим свой транс-перелёт.
Берег, обласканный пеной неволи,
Первых он гонит, последних – зовёт.
Ручьистые косы моей первородной
Бегут по округлым холмам во всю прыть.
Кто с Волей своей целовался Свободной,
Тому уж беспечности мёда не пить.
Прости, моя юная гибкая Муза, –
Пантеристость ловких движений, блеск глаз –
Мне лень и отчаянье в будничных узах,
Предательство, старость души, тяжесть фраз.
Смирюсь со своей к небу склонною долей,
Забуду фальшивую музыку лжи.
Герои падут на израненном поле,
В страданьях Титан лишь останется жив.
Посмеет ли сдвинуть он точку творенья?
Крутою волною омоет ли зев?
Себя перестанет свергать в невезенья?
И станет ли облаком огненным лев?
II
Я шёл по каменьям, лучи – прямо в спину.
И длинноторсая тень впереди
В глаза мне смотрела немым побратимом:
Тернистый путь с другом – уже полпути.
Из сна мы в межсонье перебирались,
Забавляясь смена-одежд-игрой.
И с тенью мы всё же одним назывались,
Хотя заменяли друг друга порой.
Сокол, парящий в неведомом небе,
Кто ты – злой вестник иль проводник?
За ним устремились, ему поверив,
Крылья младые не оперив.
Вот добрались до реки черноокой.
Чьи то владения? – Робра Шарки́.
Сухим вдруг сделалось влажное нёбо,
Ланиты бледные – кра́сны, жарки́.
Страх, ты стучишься в закрытые двери.
Надо не побояться и их распахнуть.
Что за разбойники, чудища, пэри
Нам преграждают возлюбленный путь?
Сделаю шаг я навстречу злокозням –
Ангел-хранитель защиту творит –
И воссоздам мост, что раньше разрознен
Был. Он сложён из сознания плит.
Знаю, за ним – ждёт мой берег прекрасный.
То не во сне уж, а наяву.
А дальше, Лукавый, искус твой напрасный.
Искушенному даже лукавый – друг...
* * *
Мне нисколечко не обидно,
Видишь, я улыбаюсь (скорбя!)
Я без веры – словно без крыльев,
А без крыльев – как без тебя.
ВМЕСТО СЛОВ
Я знаю точно: мёртвым словом
Не воскресить поникший дух.
Бо́льно в словесные оковы
Мне облекать невинный звук.
Стихов, и фраз, и слов не надо:
Всё всеми сказано давно.
Магическая сила взгляда
Отверзет в тайный мир окно.
А есть ещё прикосновенья
(Вместо невысказанных слов) –
Сокрытые души движенья, –
Наборы тембров и тонов.
Свечи лучи на фоне Баха,
Игрушек мягкость на коврах,
И дерзновенность с тенью страха
На гордых шепчущих губах...
ОБРАЗ БОГА
Моему самому лучшему другу, В.Б.
Я люблю в тебе
образ Бога,
Мне одной
твое тело не нужно.
Не мигай,
Злокозненно Око,
Не прельстит меня
образ наружный.
Образ Бога
начертан светом,
Но хотя и прозрачны черты,
Для меня
есть в прозрачности
этой
Сокровенное самое –
ты…
Ты, быть может,
полюбишь однажды
И во мне
распростертую явь,
С несказанностью
бесшабашной
Распахнешь вширь
свою ипостась.
Лист озябшею бабочкой кружит,
Я согрею его в руке…
Образ тайный Его обнаружить
Должен каждый из нас в себе.
* * *
Эти щёки нежнее других,
А глаза всех лукавей других,
Эти губы вкуснее других,
Но и зубы острее других!
МОТЫЛЁК
Небесный огонёк,
Любовью окрылённый,
Не может быть огнём
Горелки опалённым…
Как тебя, мотылёк, спасти
Мне от смерти-бескрылости?
Притаившись один в тиши
Страх трепещет в углу души:
Смерть или страх? Или страх смертей?
Днище пропасти пропасте́й?
По безвременью ровно в семь
Жизни тень там погибнет совсем.
Как себя, ангел мой, спасти
Мне от жизни в бескрылости?..
В ПРОТЯНУТОЙ РУКЕ
Она лишь пальцы усмотрела
В моей протянутой руке.
И “нет” в ответ метнула смело,
Тще-гордость утаив в себе.
Мне – сталь холодную кинжала,
Себе – с узором рукоять.
Но лезвию ладонь кричала:
“Я всё равно смогу поднять!”
А на распахнутой ладони –
Рисунок древних мудрецов,
И мир, в котором страх утонет,
И толкованье тайных снов,
И восхожденье на вершины,
И песнь далекая в тайге...
И радость с привкусом кручины
Была в протянутой руке...
ИЗ СНА
Кружились туманные веты,
Симфоний обрывки и грёз,
И смерти златые кареты,
И жизни ветшайший обоз ...
УЛИТКА
Я лютни струн хочу коснуться вновь
И нервы обнажить неловких пальцев,
Забывших ноты с Азбукою снов,
И откопать в шкафу пальто скитальца,
И по не хоженной ещё тропе
Вдруг ринуться искать Сильфийский замок,
И в каждом мильном – соляном! – столбе
Увидеть знак, что нет пути назад, мол,
Гадать по травам, по полёту птиц,
По утренним росинкам на ладони,
Искать пути у ливня и зарниц,
Не ожидая вовсе лёгкой доли,
Переходя овраг, сесть на бревно:
Тут в сырости улитка притаилась, –
И улыбнувшись, здесь забыть пальто,
Впредь уповая лишь на божью милость...
ТИШИНА
Мне тишина дороже снов,
Которых жду с надеждой тайной.
Мне тишина дороже слов,
Толпы людской и встреч печальных.
Заменит теле-людо-бред
Мне тишина ночи усталой.
Жаль, что ночей здесь вечных нет
И тишины здесь тоже мало.
Пасьянс сложил мне тополь с трубкой –
Как долго этого я ждал
И неизбежность роли жуткой,
Кусая губы, проклинал.
Театр жизни! Мир презренный
Осточертел от всех ролей.
Так кто же я: свободный? пленный?
.....................................................
КАК ХОРОШО УМЕТЬ НЕ СПАТЬ
Как хорошо уметь не спать:
Не надо рано мне вставать,
Постель не надо разбирать,
Колпак с пижамой надевать;
Можно не чистить на ночь зубы,
Плотно поужинать в ночи.
И даже НЕ заводить будильник,
Прося: “В 7. 30 прокричи!”
Как хорошо уметь не спать,
«Будзингу» тушью рисовать,
Пить кофе, думать и зевать:
“Когда же ночь придёт опять?!”
ЛАНЦЕТ
Я сегодня смеюсь над ворами,
Залезшими в душу мою:
Святыми, чаяли, кишу дарами,
Обнаружили – пустоту.
Прозябание, лжедвижение.
Ковырянье в носу Времени.
И дуальностей в кровь сражение
Жуж-ж-жит в чёрной дыре темени.
Обоюдоострым ланцетиком
Да по каркающей совести.
Тошнотворный конец жизненной повести
Даже слаще мечтания свой иметь дом.
Деньги – на ветер,
Суп – в унитаз,
Зубы – на полку,
Душу – в экстаз.
Маски – лица,
Масленица – кот,
Жена – пояс верности,
Герой – чёрный ход…
ДВУМЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Висел на стене плакатом,
Изображая кого-то,
Глазищами вперившись в небо,
Такое же синеокое.
Так жил он жизнью двухмерною,
Примерною до безобразия.
Уж лучше служил бы атласом:
Австралия, Африка, Азия...
На глобуса роль не потянет:
Нет измерений лишних.
Пусть лучше картинкой “На память”
Останется. Так привычней.
МИЛЫЙ ГАМЛЕТ...
Сегодня – время разрешить
Сомненья: “быть или не быть”,
Тонуть иль плыть, стонать иль жить
И ненавидеть иль любить.
Отдаться ль плуту иль судьбе?
Забыть отчаянья терзанья
Иль снова в плачущей мольбе
Предаться самопожиранью?!
Гореть иль гнить? Всё пережить
(И всех) и больше не рождаться
Иль над собою грех свершить,
За блик мечты продав свой шанс подняться?
Герой иль мудрый? Бог иль Рок?
Злой вакуум иль воздух поднебесья?
И страха безобразный рот
Снотворную лепечет песню:
“Там нет страданий и волнений,
Дурмана сладок нежный запах.
Тринадцатый этаж ... Мгновенье –
И ты уж в наших мягких лапах”.
Но меч-игла моя тонка:
Укол – удар, себя же молохом!
И не щадит рука бока,
И бьёт и будит, словно колокол.
Ты пробуждён! Но сохранить
Хрупчайших состояний силу,
А не растратить, не забыть –
“Вот в чём вопрос”, мой Гамлет милый.
НЕБО ГЕНУИ
Я листала перстами летопись
Мироздания. В звёздной Генуе
Угадывала тайную иконопись,
Сотворённую небесным гением.
ВОЛШЕБНАЯ РАКУШКА
Кристёнышу
Предположение
---------------------
Я знаю, в восемнадцать лет
Премиленькой “старушке”
Порой взгрустнётся, если нет
В её ларце Ракушки,
Не просто дара от морей
Иль хлама покупного,
А от Царя морских царей
(Кто всех царее, иль царей)
Подарка дорогого.
Предыстория
--------------------
Он вышел из кудрявых волн
В убранстве пребогатом,
За ним послушно – то ли чёлн,
То ли зверёк рогатый?
– “Я эту сущность подарю
Тому, кто Море знает
И кто симфонию мою
В сих звуках разгадает”.
Созвал ветра, шторма и гром –
В Ракушку заточил.
И дочь свою туда, как в дом,
Навечно поселил.
Вручил ей флейту, приласкал
И, чмокнув дочь в макушку,
Служить исправно приказал
Хозяйке сей Ракушки.
Предварение
-----------------
Надень кольцо на палец в ночь.
Часы пробьют двенадцать раз.
И призови цареву дочь
Себе на помощь в грустный час.
Она пошепчется с тобой,
Услышишь смех её игривый,
Дуэтом с ней споёт прибой,
И ты уснешь уже счастливой...
У ВОДОПАДА
Великолепный водопад
Спадает влажными власами
С небес, и я ловлю устами
Поток божественных услад.
Я влагу пью и омовенье
Вершу под этой глыбой хлада,
Восторг познав лесного клада,
Из вод черпа́я вдохновенье.
О, если б мне у водопада
В лесах безлюдных воздух пить,
Лишь там, в безмолвной неге, жить –
Вот счастье жизни, вот награда!
MOMENTO MORE
Я к смерти готовлюсь заранее –
Меня не застигнуть врасплох.
Мне ведом тот путь мироздания,
Где встретит меня Бог.
ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК
Я хрустальный разбила кубок –
Сладкобасенный “миф-обо-мне”...
И дивлюсь я отныне собственной
Беззащитной и злой наготе.
И укрыться пока мне нечем –
Жесткосердный повсюду сквозняк.
И впиваются колкие речи,
Сердцевину зубами дробя.
Распадусь я, растрачусь, растаю –
Безрубашечный мягкотел...
Помню: боль, высота, паденье,
И как в темь я глубоко летел...
ЧЕЛОВЕЧЕК
Я хочу стать для тебя сущим,
А не просто человечком из твоих грёз.
Я хочу выплыть из твоих фантазий
И засуществовать всерьёз.
ПРОБУЖДЕНИЕ ПЕРЕД СНОМ
Мой дух так и зарделся весь
От буйствозвучия небес!
Возрождаюсь я
в мире метрическом,
Чтоб воспеть
не творенья рук,
Но материю
сверхэлектрическую.
Не форму,
но метазвук.
Жадно,
словно воздух морозный,
Свежее вдыхаю
состояние.
Мёртвая петля
осознана?
Кончилось мое
солнцестояние?
Долой
искушение леностью!
Рухляди
славь разрушение!
Мой
Центр
Вселенной
Пришёл наконец
в движение!
ПОБУЖДЕНИЕ ВО СНЕ
Воспари меня ввысь, Господи!..
(доподлинная передача моего сна о кровососущем, превратившемся
в «молокодающее»)
I
Дудочный трепет пальцев,
Под мурлыкание пера
Дрожащих в нервическом танце,
Вскоре затих до утра.
Ниточкой, струйкой света
В разверзшийся сверху космос
С днища моей планеты
Воспари меня ввысь, Господи!
Не в беспамятство дурманящее,
Но в прозрачный и ясный сон,
Покидая здесь-настоящее,
Туда, где звёзд триллион,
Просачиваюсь, упархиваю.
(засыпаю)
Тут
янтарное кровососущее
Из блошиной
иерархии
Кровь трансформирует
в сущее.
Неплохо устроилась
бестия,
Освоила
общее
житие:
С нашего благословения
тут же,
на месте
Приобретает вошь
питие.
Растёт не по дням,
а по часам,
Окутала себя
коконом,
В спячку в коконе впала
и там
Питается
накопленными
соками.
Я нож
вонзаю
в её микрокосм,
Прозрачный
вспарываю
пузырь,
Разрушаю я
кокон,
мир
и сон,
В котором покоился
вампир.
И жёлто-прозрачная
чудо-блоха
Свежим воздухом
потревоженная,
Вызывающая
омерзение
и страх,
Вдруг расправила
складки кожные,
Разомкнула
сонные челюсти,
Словно крылья
расправила
перепонки
И сгинула
из виду
без вести,
Превратившись
на моих глазах
в козлёнка.
II
Тот козлёнок солнцем пах и летом,
Молоком и скошенной травой,
Был он в шерсть, как нежный пух, одетый,
С влажной, мягкой нижнею губой.
Быстро возмужал детёныш козий,
К нам привык, и шёрстка подросла,
Оказалось – рос у нас не козлик,
Козочка-красавица росла.
Ласковая: подойдёт, прижмётся,
Ты её потреплешь за ушами,
А она по-козьи улыбнётся,
Что-то пролепечет – не словами.
Умная: смышлёней пса любого:
Всё поймёт, всё схватит на лету,
В речь людскую вникнет с полуслова.
Обучалась с радостью всему.
За одним столом кормилась с нами
И гулять просилась по нужде,
И едва проросшими рогами
Час бодания устраивала мне.
(проснулась)
В ДЕБРЯХ ДЕКАБРЯ
(по Маргарет Уайз Браун)
Словно вихрь, ворвался декабрь
С дуновеньем знобящего ветра.
Вечер раньше теперь канделябр
Зажигает мерцающим светом.
Чёрно-звёздное небо глотает
Взоры тех, кто ещё с ним связан.
Белый снег из себя выделяет
Сотни видимых знающим глазом
Синеватых снежинок – лилий,
Маргариток и орхидей, –
Веселящихся в нежном танце –
Танце Маленьких Лебедей.
Всё кругом так спокойно, так бело,
Тихо, радостно, первозданно.
Так пора ледяная ... согрела
Душу, блудшую в дебрях пространно.
ПЛАКАЛИ
Я сидела на подоконнике
И дышала обидой в стекло.
Пересмешники, перезвонники,
Капли падали за окном.
Словно в зеркале отражение,
Небо плакало в унисон
Моему грусть-тоска-настроению,
Сотворяя капельный звон.
Эту тихую колыбельную
Вечерской вечор слушать мне бы.
И никто не заметил, что плакали
Мы вдвоём сейчас – я и небо.
Слёзы неба в воде растаяли –
После лета умылась земля.
А росинки моей печали
Сразу высохли после дождя.
ЧИСТОЕ УТРО
С туманной, хмурой мглой мешалась,
Казалось, девственная тишина.
Продуманная утренняя шалость:
Всплеск фонарей – знак нарушенья сна.
Сна и покоя города в преддверье
Седого утра выходного дня.
Для многих дня, не приносящего поверья,
Но каплю веры влившего в меня.
Дорога белая, такая чистая,
Пересечённая цепочкою следов,
Какой-то час назад была искристым
Ведущим в даль единым полотном.
Снег-покрыватель (или покровитель?)
За время ночи скрыл вчерашние следы...
КАК МОЛИТЬСЯ?..
Как молиться,
Когда, онемев,
Не может издать вдруг ни звука
Молчащее сердце?
И куда мне взывать,
Если вдруг обнаружу,
Что в мире, который вверх дном,
Себя изживаю?
И в какое пространство,
В какие чёрные дыры
Бросить крика кирпич,
Обломки судьбы-без-друга?
И с какой галактической вышки
Нырнуть мне вспять,
Чтобы заново всё испытать –
Немоту, крушенье?
Чтобы выстрелить в сердце звезды,
Беззащитной, далёкой,
Своим нетерпеньем пути
в устремлении к Богу.
И насладившись убийством
хочу-здесь-и-сразу
Пройти до конца всё –
От крика рожденья
до возгласа встречи.
* * *
Я изменил, я изменил...
О яд измены! Обжигает
Обугленные дыры крыл
И пеплом раны посыпает.
Я изменил лишь сам себе,
Но как горька моя потеря!
Двенадцатая боль во мне
Творит из человека – зверя.
В своих предснах я поменял
Хрустальный шар на тело девы,
Что оставляет на устах
Лишь нег печальные напевы...
СИМФОНИЯ В ЖЁЛТЫХ ТОНАХ
(по Оскару Уайльду)
Медленно сливается с туманом
Тёплый пар из лошадиных ртов.
Влагою дыша, путём привычным
Возвращаясь с утренних торгов,
Бабочкой из жёлтой парусины
Омнибус пересекает мост.
И случайный встретится прохожий.
Он так одинок, бесцветен, прост.
Баржи с жёлтым и душистым сеном
С пристанью тенистой распрощались.
Столь же жёлтым шелковистым шлейфом,
Словно стая лебедей, на юг подались.
Помнят листья, в красках грязно-жёлтых,
С вязов-храмов трепетный полёт.
И в тонах – как осень – чуть тяжёлых
Под ногами Темза рябь нефрита льёт.
СЕЛЕНА
Слагаю песнь Селене вздорной,
Печаль читаю бытия.
Быть, знать, терпеть и жить покорно –
То участь вовсе не моя.
Рискуя мелочно кручиной,
Забудусь я под сенью древ
В пространных поисках Причины,
Сомкнувши веки и ... прозрев.
Увижу грани зазеркалья
И переплёты древних книг,
И рек фривольное журчанье,
И громыханье колесниц...
СОВЕТ СТАРЫМ ДЕВАМ,
мечтающим выйти замуж
(совет наоборот)
Если ты узрела рядом одинокого мужчину,
Подойди к нему, нахмурясь,
И влепи пощёчин десять,
Как на тренинге по боксу.
Критикуй его нескромно, экономя комплименты,
Выбирая выраженья только те, что близки к мату,
Вспоминая, безусловно, всех зверюшек зоопарка –
От удава до гиены.
От молчания устав же, пригласи его к себе ты,
Размести гостеприимно
Во дворе, на солнцепёке,
Среди мух и местных свалок.
Одинокого мужчину не пои индийским чаем,
Ведь испивши сей напиток,
Возомнит себя он шахом,
Истребит он все продукты –
всё, чем занят холодильник.
Соберись в кино с подружкой, а его
Оставь на часик одного,
Отдав приказы:
чтоб он выстирал все шторы,
побелил на кухне стены,
погулял с собачкой Люси
и посуду перемыл,
что скопилась за неделю.
Из кино приди и ноги положи на подоконник,
Ведь мужчины любят дело –
Пусть он тряпкой вытирает
И скребочком соскребает глину липкую с него.
Мужичок твой, всем довольный,
перепуганный немножко,
Вмиг тебе подарит Volvo,
купит туфли Salamandra,
От избы на курьих ножках он тебе вручит ключи...
Заодно ключи от сердца,
предложенье выйти замуж
(дальше ставлю многоточье...)
ты получишь от него.
Всё висит на человеке. И зависит от него...
ОСОЗНАНИЕ СОВЕСТЬЮ
Я медленно, но верно умирала
И в тихой усыпальнице своей
Себя и искушенье проклинала
Распятой гаснуть между двух огней...
Чем заглушить мне стон печальный
В моей израненной груди?
Занозу вырвать и многострадальный
Покинуть путь – развилку на пути.
Дилемма: пагубная страсть
Иль миротворчество любви?
Себя меж двух огней распять
Иль взять меч выбора и разрубить узлы?
Пульсирующей жилкою дискретной
Себя несмело проявляет Совесть,
В гортань запихнута, словно в карман секретный,
Полумертва, полуживая то есть.
Она меня бы что ли упрекнула,
Кольнула и одёрнула бы руку заодно,
Иль знак дала, иль камешком метнула,
Так нет – калачиком свернулась – и на дно.
Зато когда события минули,
Вот где ей и раздолье, и задор.
Мы тело тешили да душу обманули –
Заслуженный нам Совести террор.
А пред развилкою была одна дорога,
Где ни сомнений, ни распятия меж двух.
Предчувствованье новых встреч
и приближенья Бога
Там, где в едином правит Дух…
ТРАВА – ОТРАВА
О трава-отрава!
Вдох – и смерть,
Пальцем – в купол неба.
Порешил земную круговерть,
Быль низвергнув в Небыль.
Заяц солнца плавит лёд и снег,
Но души не греет.
И под паутиной тысяч лет
Она горько дремлет.
Каблуком качая, насвищу
Философскую сюиту.
Собственный клуб дыма запущу
Я на пыльную орбиту.
Вот трава-отрава…
Вдох – и смерть,
Пальцем – в купол неба.
Порешил земную круговерть,
Быль низвергнув в Небыль.
Я и я \ i & I
(Зеркала)
Какая боль в глазах твоих!
Ужель и вправду мир страдальный
Арбузом треснул лишь для вас двоих,
Насытив вдосталь мякотью хрустальной?
Ужель не будет для тебя вершин,
К чьей неприступности твой дух стремился,
Кои падут лишь грудою руин,
Лишь сказкой, сном, что в новой жизни снился?!
Соблазн велик. Но сделан выбор твой.
Напрасно мнишь себя ты вне тропы.
“Тебя вели...” – Ты норовишь в рабы?
Туда, где тьма, услада и покой?!
До встречи в зеркалах! о я,
Напомни мне законы Бытия!
ЗЛОЙ ВАКУУМ
Я вольная птица, я жажду свободы,
Мне б крылья расправить да ввысь полететь.
Но червь дождевой, как собрат непогоды,
Меня заставляет и гнить и терпеть.
Мне б воздуха больше успеть наглотаться,
Чтоб легче потом было переносить
Обжигающий ноздри (но главное – крылья)
Злой вакуум, мешающий мыслить и жить.
* * *
Пока глаза мои глядят,
Я буду созерцать стремиться.
Смотреть, глазеть! ...И удивляться:
“Как в жизнь возможно не влюбиться?!”
КОГДА?
С.
Когда ладонями поймаю неба синь
И научусь сливаться плотью с чувством,
Когда пойму ручья спич краткий: “Дзинь!” –
И привкус снега, что в снежок плотнится с хрустом,
Когда, устав от окружения предметов,
От пустоличья, слов, прикосновений,
Безвкусицы, несочетанья звуков, цвета,
Шагну я в пропасть опьяняющих забвений,
Когда, оставив детские влеченья,
В струю сей взрослой жизни я вольюсь,
Не потеряв при этом дара удивленья,
Не разучившись отличать от скуки грусть,
Когда я твёрдо встану на ступеньку,
Когда себя найду и я и Я – мы – Человеком станем,
Когда из личной чаши опыта
свободу отопью я помаленьку...
Тогда, тогда, тогда,
а не сейчас,
Тогда
я встречусь с вами...
ЦВЕТОТЕРАПИЯ
Если ваши дела “ни тпру ни ну”,
Не сдвигаются с мёртвой точки,
Не советую я вам идти ко дну
И тем более делать примочки.
Перекрасьте свой цвет волос – жизнь проста!
Поменяйте обои на стенах...
По местам постарайтесь расставить цвета,
Яркость жизни – в цветных переменах!
* * *
Навострите свои антенны,
К поднебесию устремясь,
И по-детски вдруг вдохновенно
Обнаружите с Музами связь.
ДОЖДЁМ
Земля, пропахшая дождём,
Пропитанная влагой,
Пронзённая струёй, как шпагой,
Вбирает жадно силу день за днём.
Но будет бал в Стране Чудес.
Земля волшебные потоки –
Не дождь, а Сириуса токи –
В дар примет от небес.
То будет час свершений
Для молодой четы.
Сомкнутся невские мосты,
В прах свергнув рай забвений.
Забудь усталость, путник-исполин.
Проснись. Испей небесной влаги.
Взяв под крыло свой опыт мага,
Верши под Возвращенья гимн.
ОБРЫВКИ ПЯТНИЦЫ
**
За окном темно.
Наш с тобой разговор
Не услышит никто –
Если только вор,
Залезший в окно...
**
Ты разбила вазу,
Как будто мои мечты.
Она разделилась на сто кусков,
Но в каждом кусочке – ты...
**
Мне вручили новое имя,
Я теперь не тот человек.
Но записки из прошлой жизни
Попадают в сегодняшний век...
МЕЧТАТЕЛЬ
Ему порой казалось, что он видел путь,
Но в поисках условий идеальных
Он прожил жизнь отнюдь не гениально,
А средне-тривиально, как-нибудь.
Слиянье тел и душ влекомых,
К соитию стремящихся издревле
В его глазах застряло глаукомой,
Сильнее став желанья смерти.
Мечтал он о Наполеоне
В качестве планов и торта.
В будни – играл на валторне.
В песнях – творил мёртвое.
MY MOTTO
Наполню каждое мгновенье
Я мыслью о своём стремленье,
И делать буду я лишь то,
В чём вижу к цели приближенье.
АДЬЮ
(по Дж.Г. Байрону)
Прощай, прощай! Родной мой берег блекнет
В зеркальной бездне голубой воды.
От блеска волн клекочущая чайка слепнет,
И ветер симфонически тоскует, вздыхая на минорные лады.
Мы – за чертой, где солнце растопило
Границу между небом и водою.
Желаю доброй ночи, небесное светило!
Мой милый край, прощаюсь я с тобою.
Я знаю, через несколько часов, похожих на короткие мгновенья,
Ярило вновь начнёт свою работу, запляшет в синеве,
Днём новым чьё-то благословит рожденье.
Я утром небу улыбнусь, но не родной земле.
Мой дом пустынен и безлюден,
Очаг уныло сиротлив.
Мой пёс теперь не доверяет людям,
Он воет у ворот на них.
И в трауре из сорняка
Безмолвствует стена, словно небритая щека...
ВОЗВРАЩАЮСЬ К ЖИЗНИ
Возвращаюсь к жизни,
Обрастаю жиром,
Толстой коркой или
Паутиной лжи.
Потворствую лени,
Что правит нашим миром,
Безразличью, времятратству,
Что её пажи.
Ну когда возьмусь за ум,
Сбросив ятрогении,
Плектром сознания
Разрубив узлы?
К Иерархии воззвав,
А не к богам забвения.
Пробил час. Тяну резину.
“Навожу мосты”…
СОНЕТ 129
Уильям Шекспир
Достоинство души, лишившейся стыда,
Есть похоть; и покуда существует, она
Убийственна, клятвопреступна и груба,
Дика, кровава; скотства, недоверия полна,
Скорей презренна, чем приятна; наконец,
Остатки разума затравлены и станут
Противны, как проглоченный живец,
Подброшенный голодному гурману,
Лишённому ума, что ради страсти
Гнать, обладать, иметь, пойдет на всё,
Блаженство – лишь в погоне, а догнав – несчастен
До будущей утехи, что в мечтах несёт.
Знает весь мир: не ведает ни стар, ни млад,
Как избежать путей, ведущих в ад.
ЛЁД В РУКЕ
(по Томасу Худу)
В минуты слепых ощущений,
Когда мне становится грустно,
Сознанье направлено в русло
Былых восприятий, влечений.
Всплывает вдруг в памяти встреча,
Последняя из последних,
Где ты от дождинок осенних
Изящней была в этот вечер.
И ... встретились наши руки.
Будь проклят тот час прощанья!
Сердца разошлись в пространстве,
Любовь одного – не порука.
Холодное сердце сжимаю в ладони,
И лёд обжигает мне руку.
Мы даже друзьями не в силах остаться.
Придётся поверить в разлуку...
* * *
Эй, глаза распахни и птицей
Небесной на мир посмотри.
Ведь он не такой снаружи,
Как кажется изнутри.
МОЯ УМИРАЮЩАЯ СВЕЧА
Шаль пуховая свисает с моего плеча,
Тихо тает, угасая, словно жизнь, свеча...
Но в последний миг горишь ярче ты, чем прежде –
Это Свет мне завещает сохранить надежду.
ЛЁГКАЯ, СВЕТЛАЯ
Она была ярка,
легка
и далека,
Как сотни звёзд,
родившихся в одно мгновенье.
И сердце пылкое Его
при каждом с Нею столкновенье
Так жгучей болью наслаждалось,
Что своенравная река,
игравшая обрывками скалы
внушительных размеров,
Сравниться с ним, бесспорно, не могла.
А местом их случайных встреч
Была не площадь,
не бульвар,
Не божий храм,
а школа...
САРКАЗМ?
Что ж! Оно приятнее – кусаться
И плевать на тех, кто ждёт любя,
А потом отправиться общаться
С тем, кому наплевать на тебя!
ЭПИГРАММА
Её любовь самозабвенна,
Кумиры – вымысел сплошной,
Душа летает во вселенной,
Преобразуясь в перегной.
Не тот чернявый, плодородный,
Что на засеянных полях,
А перегной души бесплодной,
Бездумья друг и воли враг.
NIGHT
(перевод стихотворения
И.А. Бунина “Ночь”)
It’s chilling night. And mistral
(It doesn’t quieten down still).
I see through the window brilliance and
distance
Of mountains, bare deserted hill.
Gold motionless light
Reaches to the bed of mine.
There is nobody in this moonlit night.
So, only God and I.
Knows only He about the sorrow
That’s hidden on the bottom of my heart...
Cold, brilliance, mistral.
And only I and God...
ВСПОМНИВ О БОЛГАРИИ
Спасибо фотоаппарат,
Что не было тебя со мной в то лето.
Не то бы память, возлюбив возврат,
Себя изранила в попытках вспомнить это.
Ну для чего теперь мне колесить
По тропам прошлого?!
Судьбу, быть может, хочешь искусить? –
“Не выйдет ничего хорошего!”
Так бьётся мысль в расслабленном мозгу
Израненной, давно рождённой птицей.
Как говорится, сих страданий не пожелаешь и врагу.
Но иногда (ответьте мне – когда?)
И НЕ-осуществимое желанье может сбыться.
Однажды добрая подруга меня приободрила:
“Всех надежд терять не смей!”
Она сама не ведала, как много подарила
Тепла и света до боли клочковатой душе моей...
ДОЖДЬ КОШЕК И СОБАК
(навеянное Р.Л. Стивенсоном)
Когда зонты успели залежаться
И городской асфальт испепелён был зноем,
В тени лежавший пёс, протяжным воем
Просивший жалобно подать ему воды,
Поймал на нос вдруг каплю –
Дар судьи (всевышнего),
Известного внезапной щедростью.
Щедрот он всех перещедрил –
И дождик наш полил, полил...
Лил на деревья, на поля,
Из коих солнце высосало влагу,
На палубу и мачты корабля,
В просторах моря шедшего бродягой.
Ну и, конечно же, на пёстрые зонты.
Хм, “дождь кошек и собак”.
И им же на хвосты!
Из У.Шекспира
Бесспорно, я не слишком чист перед тобой.
И каждое из лиц прекрасных юных дев
Вдруг всколыхнёт души моей напев,
Подменит ловко страстью недолгий мой покой.
Но временный сей пыл
Тебя пусть не тревожит.
Ещё не знаешь ты, быть может,
Но лишь тобой, тобой одной
Сосуд сердечный мой
Решил заполнить пустоту –
Тебя в себя он влил.
ПОСЛЕ БИТВЫ НА КАЛКЕ
набросок
(Монголы решили отпраздновать победу, устроив пир прямо на спинах пленников, взгромоздив на них тяжелые дубовые столешницы)
…Уж половцев и след простыл,
А киевлянам благородным,
Заступникам, и свет ни мил.
Тяжёлым кубком сердце бьётся
Под тяжестью оков плененья,
А злой монгол в усы смеётся,
Из трапезы победной погребенье
Творит глумливый воин Чингисхана
И телом грузным давит русского Ивана…
СОНЕТ – НАУКЕ
(из Эдгара По)
Наука! Дочь Былых Времен ты есть,
Чей острый глаз меняет мир вещей.
Почто твоих молитв к певцу не счесть,
Всеядный гриф, с крылами серых дней?
Как возлюбить ему тебя? Иль как
Тебя счесть мудрой, ту, что не оставит
Его в исканиях небесных благ,
Хотя парящим дерзновенье правит?
Не ты ль из леса изгнала дриаду
Во имя более счастливой жизни?
Спугнула с тихой заводи Наяду,
Диану прочь прогнала с колесницы?
И эльфа – из травы, а из меня
Сон летним днём в прохладе ясеня.
© Feofania Vital: an author, screenwriter, poet. All rights reserved. Web-site design and elaboration by vladalex.ru
|