УЧИТЬСЯ ХОЧЕТСЯ ВЕЗДЕ
Чем отличается следственный изолятор
от тюрьмы? Да ничем. Те же тесные камеры, железные двери,
решетки. (Если вам когда-нибудь становилось грустно перед
клеткой в зверинце, то тут стало бы просто жутко…) Отличие
лишь в том, что те, кто находится под следствием "хранятся"
в изоляторе временно – до решения суда. Но это "временно"
длится иногда больше года. За этот период можно немало осознать
и многому научиться, особенно растущему подростку. Было бы
у кого.
Если выразиться более точно: была бы школа
– научились бы. Потому что "у кого" учиться мальчишкам
из московского следственного изолятора ИЗ 48/5 уже есть –
преподаватели нашлись. Все упирается лишь в регистрацию такой
школы – бюрократический момент, без которого ее просто не
позволят открыть.
Вот уже полгода идея создания школы, самой обычной, общеобразовательной,
в ИЗ не может получить своего реального воплощения. Ни в Москве,
ни по стране школ в изоляторах пока нет. И, если инициаторам
удастся пробить бетон чиновнического наплевательства (иначе
не назовешь), она будет первой.
Принято считать, будто школы и не нужны там вовсе: слишком
неопределенный срок пребывания в ИЗ мальчишек – от месяца
до года. ("Больше года малолеток, как правило, не держат",
– объяснил мне замначальника изолятора по воспитательной работе
майор А.В. Алямкин.) Другое дело – колония, где сроки отбывания
наказания строго регламентированы. А раз известно, насколько
человек "задержится" в этих краях, то можно организовать
для него и что-то постоянное. И относительно того, чем бы
занять подростка, там дела обстоят получше. В колониях ребята
трудятся в мастерских, имеют возможность освоить рабочую специальность.
В изоляторах же – постепенно тупеют, состязаются в силе и
воровской ловкости да делают брагу из хлеба. Вот и все времяпрепровождение.
– В женском ИЗ Москвы девушек не более тридцати. Занять их
каким-нибудь делом помогает местный православный приход, –
рассказывает Алямкин. – А у нас полтысячи парней, от 14 до
18 лет. Многие из них абсолютно безграмотны. По воскресеньям
к ним приходит батюшка. Беседует. Наставляет. Но ведь этого
мало. Ребята задыхаются в четырех стенах.
Конечно, несовершеннолетние преступники содержатся в более
"комфортных" условиях, нежели их взрослые "коллеги".
(Последние вынуждены спать в три смены, поскольку их количество
в 3 раза превышает число коек. Зачастую им по этой же причине
недостает матрацев, бушлатов.) У подростков все это есть,
в камерах тепло, кормят по "тамошним" меркам нормально.
Но в состоянии ли вы представить, что в вашей маленькой, пусть
даже не столь мерзкой комнатенке пред вами из дня в день маячат
еще 10-15 сожителей? И такая густонаселенность отнюдь не редкость.
Это вам не испытание космонавтов на одиночество. Хотя и там,
и тут имеет место изоляция от реального внешнего мира. Только
в космических условиях она компенсируется теле- и радиомиром.
В изоляторе – редкими встречами с родными. Два раза в месяц.
Через толщу стекла и на дистанции телефонного шнура. У детдомовцев,
а их тут 60-70%, и такой возможности нет. Телевизоры в камерах
большая редкость, и их, конечно же, привозят только родители.
Но большинство "домашних" ребят – из неблагополучных
семей, поэтому приходится обходиться без роскоши. Однако если
все же случается, что счастье в виде телевизора или холодильника
"привалило", администрация ИЗ этому не препятствует.
Всего и радости-то у мальчишек – это баня раз в неделю да
ежедневная прогулка. Выведут их "на 2 часа в 4 угла"
– та же камера, только вместо потолка дырка. "Небо в
клеточку". Ребятам, как говорится, "с обостренным
чувством справедливости" это особенно давит на психику.
И даже беседы с психологом в кабинете, где висит люстра Чижевского,
ионизирующая воздух, помогают не всегда. Вот и рады они любой
смене обстановки. Поэтому очень многие из них выразили желание
учиться. Можно сказать, сама ситуация подсказала начальнику
изолятора, Анатолию Владимировичу Северинову, идею создания
школы.
В августе прошлого года Северинов начал писать письма в Московский
комитет образования с просьбой оказать содействие в организации
обучения подростков. Ответа он так и не получил и за неимением
времени практику "чистописания" прекратил. Но –
дело его не умерло.
На организацию школы Северинов вдохновил свою хорошую знакомую,
Людмилу Гаврилову, человека с совершенно безумным (в хорошем
смысле этого слова) потенциалом энергии и обладающую всеми
чертами простой русской сверхженщины.
Гаврилова тут же взялась за дело и убедилась (надо отметить,
до сих пор убеждается), что ожидание ответа от Л.П. Кезиной,
председателя Москомитета по образованию, безуспешно. Поэтому
она параллельно с этой, односторонней, перепиской вела другую.
Писала святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию
II с просьбой помочь в "открытии Воскресной школы при
изоляторе, где бы будущие батюшки проходили практику преподавания
Закона Божьего, математики и русского языка". Писала
она и в Православный Свято-Тихоновский богословский институт,
а также Богословский университет им. Иоанна Богослова. В Патриархию
Гаврилова обратилась с письмом на бланке депутата Государственной
Думы, в надежде, что хоть это сработает. В конце концов, из
канцелярии Патриарха пришел позитивный ответ. А от Кезиной
до сих пор, что называется, "ни ответа, ни привета".
Письмам Гавриловой лишь аккуратно присваиваются регистрационные
номера.
О “душах оступившихся подростков” согласилась также побеспокоиться
международная благотворительная организация Армия спасения,
региональный майор которой Джанет Гилсон после переговоров
с Гавриловой выразила желание оплатить не только расходы на
регистрацию школы, учебные пособия, гигиенические средства,
но и зарплату учителям.* До этого Гаврилова обращалась к А.
Чубайсу, к Е. Чевелихину, но 30тыс. рублей на тетрадки у них
не оказалось.
Расположенные в одном районе с изолятором общеобразовательные
школы помогли “чем могли”: партами, досками, стульями, “положениями
о вечернем общеобразовательном учреждении”, по которым Гаврилова
написала устав будущей и на сегодня единственной в Москве
школы в изоляторе временного содержания. Ученики (отбирали
мальчиков до 9 класса) составят 11 классов, но, т.к. в изоляторе
имеется лишь две учебных аудитории, им, вероятно, придется
учиться в разные дни недели. В близлежащих школах нашлись
учителя, выразившие желание преподавать "трудным подросткам"
школьные дисциплины.
Уже в феврале Гаврилова написала обращение к Министру образования
В. Филиппову, Е. Примакову и жалобу Ю. Лужкову на молчание
Кезиной.
Смешно, но в нашей стране бумажке верят больше, чем человеку,
– и Людмила Юоьевна предусмотрительно взяла в ИЗ справку,
удостоверяющую, что ее действительно приглашают туда на должность
директора школы. Смешно и печально, что человек вынужден тратить
свою энергию на то, чтобы вооружаться до зубов бумажками для
борьбы с чиновниками. А школа уже могла бы работать…
*Коэффициент увеличения
зарплаты учителя в изоляторе по сравнению со среднемесячной
зарплатой учителя в обычной общеобразовательной школе (по
РФ она составляет 650 р. при занятости 18 часов в неделю)
должен быть увеличен, как считает Гаврилова, не менее, чем
в 2 раза, ведь учитель испытывает психологическое напряжение,
преподавая предмет детям, отделенным от него бордюром, да
еще и в присутствии двух охранников.
» Вернуться в раздел публикации
© Feofania Vital: an author, screenwriter, poet. All rights reserved. Web-site design and elaboration by vladalex.ru
|
